Сергей Шиптенко: Медийное пространство Белоруссии: на пути к демократии

Белорусский политолог Сергей Шиптенко. Иллюстрация: ИА REGNUMСвободный доступ к информации и каналам ее распространения является фундаментальным условием народовластия и общественного самоуп

Белорусский политолог Сергей Шиптенко. Иллюстрация: ИА REGNUM Белорусский политолог Сергей Шиптенко. Иллюстрация: ИА REGNUM

Свободный доступ к информации и каналам ее распространения является фундаментальным условием народовластия и общественного самоуправления. Не случайно требования свободы слова и печати сопровождали все демократические перемены во все времена и в разных странах. Люди шли под пули и на плаху для того, чтобы ни им, ни их детям не «затыкали рот». Квинтэссенцией идеи свободы слова является известное высказывание классика о том, что он готов отдать свою жизнь ради того, чтобы кто-то мог высказать о нем критическое мнение.

Безусловно, к таким «идеалистам», приносившим жертвы на алтарь свободы слова всегда относились с некоторым пренебрежением — в том числе и те, ради кого борцы за свободу (в данном случае — за одну из свобод — за свободу слова) шли на эти жертвы. Что, впрочем, не мешало впоследствии всем пользоваться этими оплаченными дорогой ценой и в буквальном смысле завоеванными свободами. Сегодня свобода слова, право избирать своих представителей в органы власти и многое другое воспринимается как данность. Мол, всегда так было — может ли быть иначе? Практика показывает, что может быть иначе, что может быть регресс.

Журналисты всегда были общественно опасны. И если традиционные методы противодействия получению информации и ее распространению включают в себя запретительные меры, «глухую оборону», прямую физическую расправу и т.п., то в постиндустриальном обществе борьба со свободой слова использует, преимущественно, более изощренную методологию. В последнем случае мы наблюдаем почкование «карманных», но формально не ангажированных СМИ, через которые осуществляется «вброс» в массовое сознание определенных оценочных стереотипов, через которые происходит «забалтывание» действительно важных проблем, через которые шельмуются оппоненты и дискредитируется журналистика как таковая. Арсенал этих методов и средств достаточно широк, однако в белорусском контексте важно отметить тот факт, что Белоруссия в целом даже не приблизилась к постиндустриальному стандарту, ее политическая система и социально-экономические отношения демонстрируют очевидные рудименты предыдущих периодов развития. Не только по технологическому укладу, но и по развитию гуманитарной сферы РБ находится в предыдущей эпохе, в XX веке. Что очень хорошо просматривается на примере реального положения дел в медийном пространстве.

В обществе, где нет конкурентной среды на уровне элит, где нет демократических свобод и важнейших институций невозможна реализация прав граждан на свободу убеждений, свободу слова и других важнейших демократических свобод. В таком обществе СМИ обречены на борьбу с государством, а бюрократия — на борьбу со СМИ. В таких условиях чиновник видит в каждом госжурнал
3872
исте — слугу, а в каждом независимом журналисте — врага. И ситуация не переменится до тех пор, пока, для начала, не появится независимой судебной системы, пока общество не станет твердо на путь самоорганизации, не отработает эффективные механизмы представительства своих интересов, пока народовластие не станет нормой. Есть еще несколько важных условий и временной лаг их реализации, но в контексте данной темы важно отметить, что СМИ как средство коммуникации и артикуляции интересов играют важнейшую роль.

Наступление на свободу слова, ужесточение рамок функционирования СМИ есть не что иное, как поворот в сторону тоталитаризма. Разумеется, инициаторы такого регрессивного поворота будут прикрывать свои намерения заботой об общественном благе, будут выпячивать различного рода недостатки в деятельности отдельных изданий, телеканалов, радиостанций и даже отдельных журналистов. Под таким «соусом» всегда продвигались идеи тоталитаризма, возрождения или консервации авторитаризма. Постсоветская Белоруссия испытала это искушение, поддалась ему и ощутила все прелести диктатуры Чиновника, многогранность проявлений тоталитаризма. По большому счету, в таких условиях сложно говорить о республике. Очевидность ее отсутствия проявляется не только в том, что в обществе отсутствуют базисные принципы демократии, среди которых — свобода слова, предполагающая свободу СМИ и помощь государства в получении и распространении информации. Речь идет о более значимых явлениях, требующих отдельного обстоятельного изложения.

Не только журналисты сталкиваются с проблемами в своей деятельности. Общественная самоорганизация подавляется на корню и подменяется декорациями с символами республиканизма, народовластия и т.д. Государство не помогает самоорганизации и развитию медиа, общественных объединений и т.д., а пытается подметить их госструктурами, фактически — специализированными отделами и подотделами госаппарата, «пристяжными» бюрократической машины. За примерами далеко ходить не надо. Белорусский республиканский союз молодежи (БРСМ), искусственно созданный «сверху», принудительно формируемый и существующий за счет налогоплательщиков (ежегодная строка в республиканском бюджете). Федерация профсоюзов Белорусская (ФПБ), реанимированная ДОСААФ, воссозданная пионерская организация, вычлененная Компартия (КПБ), а также ряд других структур создаются по команде «сверху», финансируются из бюджета (иногда — не напрямую, а через «прокладки»), комплектуются «согласованными кандидатурами» управленцев, курируются спецслужбами и выполняют строго оговоренные госзаказом функции. Про госСМИ, скорее всего, излишне говорить в данном контексте. А про назначение «депутатов», наверное, стоит поговорить отдельно.

В таких политических системах чиновничество (в т.ч. назначенные «депутаты» разных уровней и полностью зависимые судьи) выполняет функционал механизма, по сущности своей враждебного общественной жизни. При этом на подавление всего естественного и здорового тратятся немногочисленные национальные ресурсы. Это тот самый социальный паразитизм, о котором говорили как классики либерализма (от Локка и Монтескье до Хайека и Мизеса), так и идеологи левых движений (от Прудона и Кропоткина до Маркса, Ленина и Троцкого).

В любой социальной системе бюрократия ведет паразитическое существование — это, с некоторыми оговорками или безоговорочно констатируют все классики политических наук. Так было и в БССР — республике, в которой формально власть принадлежала советам разных уровней (от регионального сельсовета до Верховного совета республики), а фактически — партийной номенклатуре. В современной Белоруссии нет правящей партии — ее место занимает Администрация президента и подчиненные ей органы власти, имеющие лишь формальную независимость, а фактически являющиеся «пристяжными», подчиненными головной структуре механизмами.

Министерство информации функционирует за счет налогоплательщиков, в числе которых и «прижатые к ногтю» независимые СМИ. Министерство юстиции также существует за счет налогоплательщиков и, как показывает практика «проработки» законопроекта о «некоммерческих организациях», ничуть не тяготится наполнением реальным содержанием идеи демократии или развития пресловутого гражданского общества. Дорабатывается уже реализованная схема разделения журналистов на «чэсных» сотрудников государственных СМИ и прочих, к которым допустимо применять не только различного рода ограничения на профессиональную деятельность, но и средства из арсенала спецназа МВД . Частная адвокатура практически не имеет возможности самостоятельного развития и, как показала практика конца декабря 2010 года — начала января 2011 года, рассматривается как враждебная субстанция тоталитарной системы. Не случайно практически все из действительно оппозиционных кандидатов в президенты Белоруссии озвучили идею ликвидации Министерства информации и коренной реформы правовой системы, в которой не будет места Минюсту в нынешнем виде, как не будет условий для деятельности пресловутых «правозащитников», т.к. функции последних будет выполнять независимая профессиональная самоуправляющаяся адвокатура в действительно независимых судах. Однако всему этому будет предшествовать становление представительных органов, в которые придут действительно избранные представители различных социальных групп, а не назначенные «кивалы».

Сегодня же зарегулированность практически всех процедур госуправления (в т.ч.и медийным пространством) достигла такой степени, что сам чиновничий аппарат не справляется с выполнением всех регламентов, процедур и прочих формальностей. Перманентная стихийная итальянская забастовка не привела к полному и очевидному для всех параличу только благодаря чрезвычайным полномочиях верховного правителя, который вторгается буквально в каждую сферу общественной и государственной жизни, лично назначает кадры (от своего зама до клерка районной администрации) и дает «ценные указания». Парадоксально, но авторитаризм спасает прогнившую тоталитарную систему от полного краха.

Но если бы ресурсы общества только лишь питали имманентно враждебную этому самому обществу бюрократическую систему. В условиях локальной модели тоталитаризма XXI века чиновник — вовсе не нахлебник и паразит, а посредник между небом и землей, который мнит себя великим докой во всех вопросах, незаменимым руководителем, технологом, новатором, хранителем порядка и движителем прогресса, Демиургом среднего звена (или выше среднего). Наш чиновник не согласен просто получать зарплату — он хочет руководить, указывать, наказывать, миловать… В такой ситуации не только тратятся ресурсы на разработку реализацию антиобщественные мероприятий, но и создается целый частокол рогаток, сдерживающих проявления низовой субъектности, общественной инициативы. На идее развития ставится жирный крест, на планах модернизации — жирная точка. Проще говоря, паразит убивает организм, в котором живет, за счет которого кормится.

Современная Белоруссия не уникальна — аналогичные явления наблюдаются и в России, и на Украине, и в других «республиках». Однако в странах-соседях отошли от принципа казармы, усвоив уроки советского прошлого. Например, в России тоже есть «карманные» молодежные организации, партии и профсоюзы, СМИ и т.д. Но в другой части Союзного государства нет такого прессинга СМИ, нет общего «стойла», но есть конкуренция даже между проправительственными молодежными организациями, не говоря о прочих. В Белоруссии же до сих пор господствует командно-административная система в самом худшем из вариантов, конкуренции нет ни на уровне общественных объединений, ни на уровне СМИ. Есть пресловутая «вертикаль власти», к которой присоединены несколько лишь номинально общественных объединений и организаций, партий и прочих формально негосударственных структур. И есть внесистемная оппозиция, маргинальные СМИ и прочие структуры демократического андеграунда, занимающие ниши, образующиеся при движении тоталитарного катка по ухабам социальной среды. Образно говоря, есть официозное гетто и маргинальная среда. При этом эпитет «маргинальный» не звучит как уничижительный, что было бы нормальным в контексте развитой демократии, но является синонимом «мученический» и даже «героический», т.к. его коннотация в белорусских реалиях совершенно иная.

Бюрократизм, как и коррупция, неистребим. Можно минимизировать эти явления, но исчезают они только с людьми. Примечательно, что едва ли не самые коррумпированные политики, умножающие численность и полномочия бюрократии, как правило, приходили к власти с лозунгами борьбы с коррупцией и бюрократизмом. Самые отвратительные авторитарные режимы устанавливались под декларации установления справедливости и верховенства интересов народа. Тоталитаризм всегда апеллировал к необходимости сохранения традиции (точнее — псевдотрадиции) и ускоренного развития, а также порядку любой ценой — даже ценой жизней огромного количества людей, вынужденной эмиграции лучших представителей народа и жалкого существования оставшихся на протяжении целых поколений. Впоследствии оказывалось, что традиция — на самом деле «новодел», «фуфел», а ускоренное развитие было ускоренным регрессом. Но уже почти не было тех, кто мог бы об этом честно сказать или написать, как и до обидного было мало тех, кто мог бы понять сказанное или написанное. Так и сегодня: отсутствие идеи развития подменяется безобразием форм, намеком не некое достойное внимания и жертв нелепое нагромождение рекламных слоганов, смысл движения — механическим процессом и т.д.

Свобода (не только свобода слова) базируется на свободе мысли. Иногда — искренне ошибочной, иногда — парадоксальной, но свободной мысли. Культура мышления не возникает сама по себе, она требует не только серьезных усилий и ресурсов в относительно продолжительном по времени процессе формирования, но и условий реализации. Свобода СМИ есть не что иное, как техническое решение задачи распространения свободомыслия. Спустя некоторое время могут быть созданы условия для свободы слова, но этот период застанет ничтожно малое количество тех, кто сможет свободно мыслить.